Неточные совпадения
Клим нередко ощущал, что он тупеет
от странных выходок Дронова,
от его явной грубой лжи. Иногда ему казалось, что Дронов лжет только для того, чтоб издеваться над ним. Сверстников своих Дронов не любил едва ли не больше, чем взрослых, особенно после того, как
дети отказались играть с ним. В играх он обнаруживал много хитроумных выдумок, но был труслив и груб с девочками, с Лидией — больше других. Презрительно называл ее цыганкой, щипал, старался свалить с ног так, чтоб ей было стыдно.
— А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы и наказать примерно. Пусть знают, что значит власть!
От кого же и голова поставлен, как не
от царя? Потом доберемся и до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы
дети отказались вымолотить мое жито; я не забыл… Но провались они, мне нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.
Они добровольно
отказывались от замужества и посвящали свою жизнь обучению
детей и разным душеспасительным подвигам.
Полиньке написал дядя, чтобы она береглась, что она скоро будет нищею. Она попробовала
отказаться от подписи новых векселей; Калистратов взбесился, открыл окно и сказал, что сейчас выкинет
ребенка.
— Легко ли мне было отвечать на него?.. Я недели две была как сумасшедшая;
отказаться от этого счастья — не хватило у меня сил; идти же на него — надобно было забыть, что я жена живого мужа, мать
детей. Женщинам, хоть сколько-нибудь понимающим свой долг, не легко на подобный поступок решиться!.. Нужно очень любить человека и очень ему верить, для кого это делаешь…
Он мстил мысленно своим бывшим сослуживцам по департаменту, которые опередили его по службе и растравили его самолюбие настолько, что заставили
отказаться от служебной карьеры; мстил однокашникам по школе, которые некогда пользовались своею физической силой, чтоб дразнить и притеснять его; мстил соседям по имению, которые давали отпор его притязаниям и отстаивали свои права; мстил слугам, которые когда-нибудь сказали ему грубое слово или просто не оказали достаточной почтительности; мстил маменьке Арине Петровне за то, что она просадила много денег на устройство Погорелки, денег, которые, «по всем правам», следовали ему; мстил братцу Степке-балбесу за то, что он прозвал его Иудушкой; мстил тетеньке Варваре Михайловне за то, что она, в то время когда уж никто этого не ждал, вдруг народила
детей «с бору да с сосенки», вследствие чего сельцо Горюшкино навсегда ускользнуло из головлевского рода.
Даже
дети знают, что он «
отказывается от отца и матери».
—
От всеобщей жестокости, и — это надо объявить! А жестокость — со страха друг пред другом, страх же — опять
от жестокости, — очень просто! Тут — кольцо! И, значит, нужно, чтобы некоторые люди
отказались быть жестокими, тогда — кольцо разорвётся. Это и надо внушить
детям.
Она устраивает спектакли и лотереи в пользу
детей бедных мелкопоместных, хлопочет о стипендиях в местной гимназии и в то же время успевает бросать обворожающие взгляды на молодых семиозерских аристократов и не прочь пококетничать с старым графом Козельским, который уже три трехлетия сряду безуспешно добивается чести быть представителем «интересов земства» и, как достоверно известно, не
отказывается от этого домогательства и теперь.
— Право, Семен Иваныч, я благодарен вам за участие; но все это совершенно лишнее, что вы говорите: вы хотите застращать меня, как
ребенка. Я лучше расстанусь с жизнию, нежели
откажусь от этого ангела. Я не смел надеяться на такое счастие; сам бог устроил это дело.
— Нет, они мне не
дети! Никогда ими не были! — надорванным голосом возразил Глеб. — На что им мое благословение? Сами они
от него
отказались. Век жили они ослушниками! Отреклись — была на то добрая воля — отреклись
от отца родного,
от матери, убежали из дома моего… посрамили мою голову, посрамили всю семью мою, весь дом мой… оторвались они
от моего родительского сердца!..
— Люди, — продолжала она, как
дитя, ибо каждая Мать — сто раз
дитя в душе своей, — люди — это всегда
дети своих матерей, — сказала она, — ведь у каждого есть Мать, каждый чей-то сын, даже и тебя, старик, ты знаешь это, — родила женщина, ты можешь
отказаться от бога, но
от этого не
откажешься и ты, старик!
Бабушка после этого только скорее заспешила разделом, о котором нечего много рассказать: он был сделан с тем же благородством, как и выдел княжны Анастасии: моему отцу достались Ретяжи, в которых он уже и жил до раздела, дяде Якову Конубрь, а бабушка оставалась в Протозанове,
от которого она хотя и
отказывалась, предоставя
детям по жребию делить деревни, в которых были господские дома, но и дядя и отец слышать об этом не хотели и просили мать почтить их позволением оставить в ее владении Протозаново, к которому она привыкла.
Он совершенно
отказался от религиозного обучения, сказавши, что не хочет стеснять никого и предоставляет родителям полную свободу наставлять своих
детей, как им внушают их благочестивые верования.
Маргаритов. Не говори так,
дитя мое, не принижай себя; ты меня огорчаешь. Я знаю свою вину, я загубил твою молодость, ну, вот я же и поправить хочу свою вину. Не обижай отца, не
отказывайся наперед
от счастья, которого он тебе желает. Ну, прощай! (Целует Людмилу в голову.) Ангел-хранитель над тобой!
Когда
ребенок бьет пол, о который он ударился, — это очень ненужно, но понятно, как понятно то, что человек прыгает, когда он больно зашибся. Понятно также, что если человека ударили, то он первую минуту замахнется или ударит того, кто его ударил. Но делать зло человеку обдуманно, потому что человек сделал зло когда-то прежде, и уверять себя, что это так надо, значит совсем
отказаться от разума.
Случалось, что вольный человек «выкупал крепостного» с тем, чтобы он после пошел в рекруты за
детей этого капиталиста, и выкупаемый крепостной обещался это исполнить, но, получив отпускную в свои руки,
отказывался от «охотничания» и предлагал выкупщику отработать заплаченные за него деньги или — еще проще — благодарил его к уходил иногда с обещанием «помолить бога», а еще чаще с бранью и насмешкою.
— Как!.. Вчера был ваш, а сегодня не ваш! — подступила она к Полоярову. — И вы это можете при мне говорить?.. при мне, когда вы вчера, как отец, требовали
от меня этого
ребенка? Да у меня свидетели-с найдутся!.. Моя прислуга слышала, доктор слышал, как больная в бреду называла вас отцом!.. Какой же вы человек после этого!..
От своего
ребенка отказываться.
— Вы для чего же все это говорите мне? — медленно и тихо спросила она, подавляя в себе накипь внутреннего негодования и волнения. — Как, наконец, прикажете понять все это? Так ли, что вы
отказываетесь и
от меня, и
от своего будущего
ребенка и бросаете меня в эту минуту совершенно на произвол судьбы? Так, что ли?
Нельзя было не понять, что отец не желает видеть меня, и поездка в аул Бестуди — своего рода ссылка. Мне стало больно и совестно. Однако я давно мечтала — вырваться из дому… Кто смог бы
отказаться от соблазнительной, полной прелести поездки в родной аул, где мою мать знали
ребенком, и каждый горец помнит юного красавца бек-Израэла, моего отца, где
от зари до зари звучат веселые песни моей молодой тетки Гуль-Гуль? Угрызения совести смолкли.
Это была такая радость, о которой не смели и мечтать бедные девочки. Теперь только и разговору было, что о даче. Говорили без устали, строили планы, заранее восхищались предстоящим наслаждением провести целое лето на поле природы. Все это казалось таким заманчивым и сказочным для не избалованных радостями жизни
детей, что многие воспитанницы
отказались от летнего отпуска к родным и вместе с «сиротами» с восторгом устремились на «приютскую» дачу.
Соня, кузина Наташи Ростовой, тоже полна самоотвержения. Она покорно
отказывается от прав своих на Николая Ростова, живет в семье бывшего жениха, ухаживает за его
детьми, за старой графиней. «Но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностью». Наташа, в разговоре с женою брата, вот как отзывается о Соне...
Добро бы, мы со своим пессимизмом
отказывались от жизни, уходили бы в пещеры или спешили умереть, а то ведь мы, покорные общему закону, живем, чувствуем, любим женщин, воспитываем
детей, строим дороги!
— Да, мое
дитя, это не высоко; но зато Христя поступила очень благоразумно и великодушно, что
отказалась от Сержа.
Хотя и после этого напоминания Клим Иванович продолжал дело, но в конце концов делать было нечего, и вот через 10 лет по смерти Марфы он наконец представил палате это злополучное для себя расписание, и вот после всей этой оказии те лица, коим все сие ведать надлежало, растолковали наконец непонятливому на этот раз Климу Ивановичу, что он в завещании хоть и назначен душеприказчиком и распорядителем части Марфы Гавриловой, но что это-де не значит, что вы владелец и собственник этой части, а потому-де вы и должны
от этой части
отказаться в пользу ее сыновей и законных наследников: Сергея, Александра и Григория, а так как эти лица примерли, то отдать эту часть малолетним
детям Григория, над которыми будет учреждена опека.
Вид этого плачущего, испуганного
ребенка пробудил в его сердце жалость. Первой мыслью его было отвезти ее назад, на ферму, но он тотчас же прогнал эту мысль. Трепет, хотя и болезненный, ее молодого, нежного тела, который он так недавно ощущал около своей груди, заставил его содрогнуться при мысли
отказаться от обладания этим непорочным, чистым созданием, обладания, то есть неземного наслаждения. Рука, протянутая уже было к звонку, чтобы приказать готовить лошадей, бессильно опустилась.
То обстоятельство, что Дарья Васильевна упорно
отказывалась от факта нахождения у нее
ребенка княгини и настойчиво выдавала его за сына Акулины, привело Сидорыча к мысли, что старуха сама спохватилась, что совершила преступление, и отпирается.
Как счастлив Антонио своими мечтами! Чудное
дитя судьбы, он в совершенном неведении о том, что для него делается и как о нем хлопочут! Он не знает ни о знатности и богатстве своего отца, ни о том, что этот изверг
отказывается от него. Счастливое неведение! пускай в нем и остается. Это житель рая, пока он не вкусил запрещенного плода. Наша обязанность оставить его в этом очаровании.
Избалованная светскими удовольствиями и выдающейся ролью, играемой ею в обществе, окруженная толпой раболепных поклонников и немых обожателей, она в чаду великосветских успехов осталась верна своему долгу не только жены, но и матери, и когда сыновья ее: Сергей, герой наш — Николай и Михаил стали подрастать, почти
отказалась от света и всецело отдалась воспитанию
детей, несмотря на то, что была в это время в полном расцвете женской красоты.
Молодой врач предложил, через Аристотеля, услуги свои увеченным. Вместо ответа отцы со страхом заслоняли
от него
детей своих и начисто
отказывались от этой помощи. Легче было видеть их уродами! Уж конечно, пришедши домой, пускали четверговую соль и уголья на воду и спрыскивали ею свое детище, на которого поглядел недобрый глаз басурмана.
После моей смерти она останется сиротою, так как он
отказался от нее при ее появлении на свет, взяв с меня клятву, никогда не называть этого
ребенка его дочерью.
Государыня милостиво отнеслась к поступку Еропкина и наградила его андреевскою лентою через плечо, дала 20 000 рублей из кабинета и хотела пожаловать ему четыре тысячи душ крестьян, но он
от последнего
отказался, написав: «Нас с женой только двое,
детей у нас нет, состояние имеем, к чему же нам набирать себе лишнее».
— Отчего же нам с тобою не быть товарищами? А
от детей я вовсе не
отказываюсь. И даже очень была бы рада иметь
от тебя
ребенка.
Она может
отказываться от выездов, выговорить себе тихий образ жизни, быть ближе к
детям, создать себе свой внутренний мирок.
Мои
дети — члены этого общества, я
откажусь и
от них.
Счастливый или, вернее, несчастный случай помог ему выйти из затруднительного положения, когда приходилось чуть ли не
отказываться от исполнения княжеского поручения, сделав половину дела. Судомойка в доме Дарьи Васильевны Потемкиной — Акулина была тоже на сносях и полезла в погреб, оступилась и родила мертвого
ребенка — девочку.
От всех этих забот она не
отказывалась, но муж давно уже начал заниматься и домовым хозяйством, еще в деревне. Она стала болезненна, после того как сама выкормила
детей, и сына Сережу, и дочь Лили. Вести хозяйство было ей иногда в тягость. Он это заметил и устранил ее.
Лушкина, ее гости, тон и колорит разговоров, едкое чувство душевного одиночества,
дети, их выправка, против которой она уже бессильна, — все это требовало отпора, воздействия, активной роли, или приходилось
отказаться и ей
от своего прошлого и обречь себя на страдательное прозябание, полное презрительного чувства к самой себе…
С ними-то, на скопленные еще при жизни мужа небольшие деньжонки, переселилась она в Петербург, оставив хищных кредиторов покойного делиться оставшимися после его имениями и
отказавшись за себя и за
детей от убыточного наследства.
Лелемико все еще любил меня, но я
отказалась его любить — я боялась иметь другое
дитя, я боялась отделить что-нибудь
от Мариуленьки другому.
— Завтра я приезжаю к тебе совсем. Я знаю,
дети откажутся от меня, — ты знаешь, моя дочь скоро выходит замуж, — но ведь их и так нет у меня, и мы уедем с тобою… Ты любишь меня?
Наташа не то чтобы любила уединение (она не знала, любила ли она или нет, ей даже казалось, что нет), но она нося, рождая и кормя
детей и принимая участие в каждой минуте жизни мужа, не могла удовлетворить этим потребностям иначе, как
отказавшись от света.